Белый снег – Восточный ветер [litres] - Иосиф Борисович Линдер

Танаки, который лег в основу программы японской военной экспансии и борьбы за мировое господство. В конце двадцатых Абэ предсказал захват Маньчжурии и неизбежность военного столкновения между Японией и СССР в Монголии и на Дальнем Востоке.

С созданием марионеточного государства Маньчжоу-го центр подрывной и разведывательной деятельности против СССР переместился на его территорию. Все тайные нити сходились в Харбине, и в самом центре тонко сплетенной паутины снова оказался Абэ. Он регулярно сообщал о засылке вражеских агентов на территорию Дальнего Востока и Сибири. Ему удалось вскрыть группу провокаторов, которые под видом советских разведчиков пытались создать фальшивую разведсеть из патриотически настроенных русских эмигрантов и китайских коммунистов. Абэ выявил десятки агентов-двойников, которые направлялись в Маньчжурию Иностранным отделом НКВД и военной разведкой, но были перевербованы контрразведкой Семенова и японцами.

Поистине бесценной оказалась его информация о позиции японской делегации на переговорах о продаже КВЖД.

В 1935 году, когда в Генеральном штабе Вооруженных сил Японии еще только приступали к разработке плана военной кампании против Монголии и СССР, ему стали известны основные его положения, а уже через неделю они легли на стол руководства в Москве.

Оперативные возможности этого агента поражали Плакса. Для Абэ, казалось, не существовало невыполнимых задач!

За сухими строчками донесений трудно было угадать, кто мог скрываться под этим псевдонимом, но из отдельных штрихов складывался смутно знакомый образ. Судя по всему, Абэ занимал один из ключевых постов в разведслужбе Японии. И чем глубже Плакс вчитывался в документы, тем более крепло в нем убеждение, что они где-то пересекались.

Одно из последних сообщений Абэ, поступившее из Сеула, носило сверхважный характер. Касалось оно подготовки японцами покушения на Сталина.

«Сеул? Ну конечно же Сеул!» – озарило Плакса.

В середине двадцатых годов он нелегально работал в Корее. Там он случайно познакомился с молодым японским офицером. Тот происходил из древней самурайской семьи и получил блестящее военное образование. Во время Гражданской войны он высадился во Владивостоке в составе японского экспедиционного корпуса. За участие в боевых операциях против амурских партизан получил высокую награду. После разгрома атамана Семенова и генерала Каппеля вел разведывательную работу в Маньчжурии. Потом был направлен в Сеул и внедрен в среду русской эмиграции.

Трудно сказать, по каким причинам, но к тому времени Абэ все больше проникался симпатией к России. Вскоре эта симпатия переросла в нечто большее. Плакс, якобы служащий торгпредства, склонил его к мысли о помощи СССР. Однако завербовать японца ему не удалось. В канун двадцать седьмого года он был вынужден срочно перебраться в США – японская контрразведка буквально дышала в затылок. Перспективную кандидатуру пришлось передать в Иностранный отдел ОГПУ. Только что назначенный генеральным консулом СССР в Сеуле сотрудник ИНО Иван Чичаев охотно взял Абэ в оборот и продолжил развивать с ним контакт. К чему это привело, Плакс мог судить по толстой папке спецдонесений.

Разведчик отложил в сторону сообщения, в которых не только содержалась оценка отношений между Японией и США, но и давался прогноз их развития. Для работы, на которую нацеливал его Фитин, они были необходимы. Попутно он заметил, что информация от Абэ перестала поступать в сентябре 1940 года.

Фитин приехал поздно, около одиннадцати. От чая отказался – время поджимало. Внимательно выслушав Плакса – тот высказал свои предложения о работе с Саном, – он уточнил ряд деталей и в целом одобрил намеченную линию. Потом он прошел к буфету и достал бутылку коньяка. Плакс выставил на стол рюмки.

– За удачное начало! – поднял тост Фитин.

– Я бы предпочел – за успешное завершение, – пошутил Плакс и сказал то, о чем думал, не переставая: – Павел Михайлович, если к возможностям Сана прибавить еще и возможности Абэ, результат не заставит себя ждать.

– На Дальнем Востоке имеются и другие важные источники информации, – уклончиво ответил Фитин и помрачнел.

Реплика Абэ лишний раз болезненно напомнила ему о рапорте Берии. Случилось это в первых числах сентября сорокового года, когда вовсю шла чистка харбинской и сеульской резидентур. Бывший резидент в Корее Калужский, которому отбили все что могли на варварских допросах, в конце концов «покаялся» и признался, что его завербовал Абэ – японский шпион. Вслед за ним под соответствующим давлением подобное признание сделал и другой сотрудник разведсети Новак.

В это же время Абэ передал в Центр ряд важных документов из штаба Квантунской армии, но даже они уже ничего не могли изменить. Дело на «группу японских шпионов» набирало вес и находилось под контролем самого Сталина. И ему, Павлу Фитину, без году неделя начальнику 5-го отдела Главного управления ГБ, ничего другого не оставалось, как подписать тот проклятый рапорт, чтобы самому не быть заподозренным в связях с разоблаченными «врагами народа». Таким образом, он тоже признал, что Абэ – предатель, что он «дезинформировал наши органы и внедрился почти во все каналы советской разведки в Маньчжурии и Японии».

Берия рассмотрел рапорт и потребовал немедленной ликвидации агента, но исполнить этот приказ помешала война. В начале сорок первого Абэ пытался восстановить связь, но от его помощи отказались, опасаясь подставы со стороны японцев. Даже грозный июнь сорок первого не подтолкнул советскую разведку на поиски – резолюция наркома грозила смертным приговором любому смельчаку.

Это неправильное решение кровоточило в памяти Фитина, и, сославшись на занятость, он вскоре покинул дачу. Плакс еще на сутки был предоставлен самому себе, а 20 ноября 1941 года с подмосковного военного аэродрома взлетел самолет, взявший курс на Тегеран. Через шесть часов Израиль Плакс, теперь уже гражданин Мексики Хорхе Вальдес, вместе с другими пассажирами торопился попасть на рейс, отправляющийся в далекий Каир.

Глава 13

Завершив встречу с Тихим, ротмистр Ясновский не стал заезжать домой на обед и сразу отправился в отдел контрразведки, чтобы доложить Дулепову. Пессимистические прогнозы не оправдались, на явке выяснилось, что после бездарного провала операции в «Погребке» Тихий остался вне подозрений. А ведь это он был свидетелем разговора подпольщика Смирнова с неустановленным лицом о прибытии в Харбин курьера НКВД.

Прошло больше недели, но Смирнов не изменил отношения к Тихому. Более того, после того как Тихий сообщил, что контрразведке удалось восстановить часть радиограмм Федорова, подпольщики поверили ему окончательно. А вчера Смирнов дал Тихому по-настоящему серьезное задание: через связи в жандармском управлении уточнить информацию о подготовке Квантунской армии к наступлению. Хитроумный план Дулепова сработал безошибочно.

Ясновский с легким сердцем поднялся в отдел контрразведки. Там, кроме дежурного, уже никого не оказалось – время было обеденное. Дулепов обычно проводил его в